Снежные бабы в эпоху первомая

Ах, белый теплоход… широкий баобаб…
Скучаю я в жару по виду снежных баб

Р. Крузо.

Озарение наступило как всегда неожиданно. Я стоял в пивном отделе и медитировал, стараясь прочувствовать приближающееся будущее с целью определить, какое пиво будет лучше всего ему соответствовать. Я стоял и не смел сделать выбор между выдержанным в дубовых бочках шотландским, цитрусовыми ароматами бельгийского светлого и горьковатыми тёмными английскими стаутами. Но суть будущего была таинственна и темна. Я был растерян и сбит с толку.

Когда-то я знал, что есть пиво. Оно делилось всего на два вида: «пиво есть» и «пива нет». Кроме этого был ещё эль, но эль был не для питья. Эль существовал как дракон — о нём говорилось в старых стихах и поэмах, доступных нам благодаря переводам Маршака. Но как драконов, так и эля никто из нас тогда не видел и не ощущал. Эль был фактом литературной жизни, фактом культуры, но никак не обихода. К той же категории, кстати, относился и вересковый мёд, рецепт приготовления которого канул в суровое штормовое северное море вместе с отважным стариканом-пиктом, прямым предком тургеневского Герасима, в литературном, естественно, смысле.

Вересковый мёд… его вкус был, согласно легенде, «to die for», стоящим смерти. Так, возможно, и было, но это было в то время и для тех людей. Как бы мы восприняли этот вкус — большой вопрос. Ведь когда-то, не столь давно, даже не в глубокой былинной древности, а в двенадцатом веке, при дворе Генриха Второго английского, можно было удостоиться наследственного титула, имения и двенадцати гектаров земли за трюк, включающий «Unum saltum et siffletum et unum bumbulum» — один прыжок, один свист и один художественный акт испускания ветра, производимый единожды в год, при королевском дворе, на Рождество. Сейчас такое не потянет даже для армейской самодеятельности… То есть далеко не факт, что мы могли бы выпить этот пресловутый вересковый мёд и получить от этого удовольствие. Возможно, старик-пикт был прав, избавив нас от его вкуса? Кто знает?

Как бы то ни было, времена меняются. Со временами меняются и нравы. Времена же зависят от места, в каковом они происходят. Что возвращает наше повествование обратно в тот самый пивной отдел, в котором я пытался выбрать пиво на вечер.

Заметив, по-видимому, моё замешательство, ко мне подошёл бритоголовый джентльмен, одетый в голубую форменную рубашку с бейджиком. «Дж. Ливингстон, менеджер» — гласил бейджик. Больше ничего примечательного в нём не было. Точнее, я ничего примечательного в нём не заметил. А не заметил я именно по той самой причине, что своим внутренним чувствилищем я старался ощупать будущее на предмет соответствия этого будущего конкретному сорту пива. «Я могу вам помочь?» — произнёс мистер Ливингстон.

— Даже не знаю, — ответил я, частично возвращаясь к реальности, в которой выбор между разными сортами пива казался делом невозможным и это меня раздражало. — Я думаю, что бы взять на этот вечер, — продолжил я. — Но что-то никак не пойму, что это должно быть.

Окончательно прекратив попытки ощупать будущее, я перевёл взгляд на мистера Ливингстона. Черты его лица вызывали ассоциации со статуями будды. И было ещё в его виде что-то птичье…

— Я, если позволите, всегда предпочитаю местное, — сказал будда. — Пиво должно быть свежее. А раз так — местное. С винами — с ними сложнее. Такой год, сякой год. И местности различаются… Есть риск не угадать, не вписаться, так сказать, в момент. С пивом проще. Благо, выбор большой. Буду искренне рад вам помочь, если вы сочтёте это уместным, — произнёс мистер Ливингстон и слегка поклонился. При этом он слегка развёл локти в стороны, и мне подумалось о пингвинах…

— Будьте так любезны, — сказал я. — Какое, по-вашему мнению, пиво будет соответствовать сегодняшнему вечеру?

— Хм... вы странно ставите вопрос. Какое именно прошлое соответствует настоящему? Понятно, что, посмотрев внимательно, так сказать, назад, можно заключить, что самые разные варианты прошлого могли с одинаковым успехом привести нас в это, как сейчас говорят, здесь-и-сейчас. Если вы, конечно, не поклонник детективов. В детективе сыщик смотрит на существующий в настоящем набор улик и безошибочно определяет как преступника, так и обстоятельства преступления, то есть прошлое. Но это так только в детективах. В серьёзной литературе — по-другому. Быть или не быть — таков был вопрос Гамлета. А что именно он выбрал — неизвестно и не может быть установлено, даже если мы соберём все улики и установим, как и при каких обстоятельствах он погиб.

С этими словами мистер Ливингстон слегка вытянул шею и многозначительно склонил голову, предлагая мне оценить глубину его мысли…

— Я не уверен, что вполне вас понимаю, — признался я, отмечая про себя, что отмеченное сходство с пингвином было поверхностным. Он определённо напоминал баклана. — Как это влияет на выбор пива?

— Ну как же? Если масса разных вариантов прошлого могла нас привести, а стало быть, и привела нас в это настоящее, то и разные варианты этого настоящего приведут нас в будущее. То есть для будущего без разницы, войдёте вы в него с кружкой светлого пшеничного или тёмного ячменного. Единственно, для кого есть разница — так это для вас самих… Кем и с чем вы хотите войти в будущее? — таков вопрос. И хотите ли вообще?

— То есть как? Что значит «хотите ли вообще»?

— Это значит, что в будущее входить совершенно не обязательно. Об этом ведь и Гамлет говорил. Быть или не быть — то есть быть ли в будущем или не быть. А если не быть в будущем, то быть можно только в настоящем — в прошлом мы все и так уже были. Можно ведь вполне быть в настоящем, а будущее нам доставят, так сказать, на дом. Специально за ним ходить совершенно не обязательно и я бы даже сказал, бесполезно.

— Так что же мне выбрать?

— Да выбирайте всё, что хотите. Лучше, конечно, местное — оно, как правило, свежее, но вообще — без разницы. Если же вас интересует моё личное мнение, то конкретно вам я бы рекомендовал попробовать вот этот набор.

С этими словами он указал на стандартную коробку с шестью бутылками. Набор назывался Snowman, снеговик.

— Да, я уверен, что это — именно то, что вам сейчас надо, — продолжил он. — Пространство и время, которые вас так занимают, — это важная часть нашей, так сказать, реальности, но лишь часть. Вы можете найти полезным, если вы позволите, обратить внимание и на другие аспекты.

— Я не вполне улавливаю связь с пивом.

— Ах, это очень просто. Снеговик — это то, что состоит из трёх частей. Посмотрите — тут всё нарисовано: три круга силы — видите? И лишь один из них оперирует в категориях пространства и времени.

— А два других?

— Если грубо, то в среднем будут уместны вопросы о границах «я», а в нижнем… нижний — это ворота между жизнью и смертью.

— Но почему тогда бутылок — шесть?

— Стандарт индустрии. Просто так принято — шесть, двенадцать или двадцать четыре.

— Спасибо за совет, — сказал я и, дождавшись, когда мистер Ливингстон отошёл к другому клиенту, взял себе с полки коробку бельгийского светлого. На жёлтой коробке был изображён старинный аэроплан, пролетающий над пшеничным полем в окружении нескольких довольно пиратского вида чаек, и внутренний голос сказал мне, что на этот раз я выбрал именно то, что и было необходимо и достаточно для украшения приближающегося тёплого майского вечера…